23.12.2019 × Dahlia
♫ Lana Del Rey - Summertime Sadness
I think I'll miss you forever
Like the stars miss the sun in the morning skies
Late is better than never
Even if you're gone I'm gonna drive, drive
Summertime Sadness
Страница: 1
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12020-01-20 20:14:15
Поделиться22020-01-20 20:14:27
- Послушай меня Лукас, ты не можешь добавлять в Куба Либре Кракена, он в три раза дороже Моргана! Понимаешь?!
Невысокий мужчина с выкрашенными в белый цвет волосами смотрит раздраженно и зло на почти что два метра детской непосредственности перед собой. Он дует губы, сверкает глазами и машет руками, стараясь донести свою простую, как на его взгляд, мысль, до детины-переростка, что с невинным видом хлопает своими большими глаза и чешет в смущении пальцами за таким же большим ухом.
- Но это ведь всё равно ром...
В своё оправдание Лукас может сказать только то, что он читает этикетки. Если в составе коктейля есть водка, он добавляет водку, если в составе присутствует виски, он льет виски, и уж тем более, если в составе любимого посетителями Куба Либре должен находиться ром, Лукас прилагает все усилия, чтобы найти бутылку с надписью "ром". Он хороший работник, он умеет читать, но порой весьма невнимательно и, как например сейчас, взял не тот ром, чем расстроил своего начальника.
Формально Юнхо ему не начальник, он лишь его менеджер, а если быть более точным - то он человек, отвечающий за весь алкоголь, его доставку, пересчет и дегустацию (под настроение). В остальное же время, когда Юнхо нет рядом, Лукас справляется просто отлично. Он веселый, громкий, яркий, и клиенты клуба его любят, иначе как объяснить, что у бара порой толпится больше людей, нежели на танцполе?
- Если я еще раз увижу, Лу, как ты открываешь бутылку дорого алкоголя, чтобы сделать дешевый коктейль, видит бог, я тебя уволю, даже глазом моргнуть не успеешь!
Лукас вжимает голову в плечи, и моргает быстро-быстро, доказывая, что ничего у Юнхо не получится, и что все его угрозы - лишь пыль на самой верхней полке, до которой он, кстати, даже допрыгнуть не сможет. Лу смеется тихонько и беззлобно себе под нос, тут же делая серьезное лицо, замечая очередной недовольный и брошенный в его сторону взгляд от менеджера, но как только тот скрывается за дверями подсобки, позволяет себе рассмеяться в голос. В клубе пока что не слишком много людей, все только готовятся к вечеринке, и потому Лу может позволить себе расслабиться.
Тут и там над потолком развешены гирлянды, на столах стоят свечи, припорошенные искусственным снегом, везде мигают огоньки гирлянд, а в воздухе будто пахнет корицей и апельсинами. Атмосфера Рождества, будь оно не ладно. И не то, чтобы Лукас не любил Рождество, напротив, он любит этот западный праздник всеми фибрами души, но очень часто (читай практически всегда), девять раз из десяти, ему становится нестерпимо грустно. Тоскливо даже. Ведь Рождество - семейный праздник, праздник того, чего у самого Лукаса никогда толком и не было. Да, он любит свою тетушку, но она постоянно работает, чтобы содержать себя и своего непутевого племянника, и пусть последние годы этого уже и не требуется, привычка берет своё. Родители же никогда не заботились о существовании самого Лукаса, поэтому Рождество для него - всего лишь очередной выходной, в который можно подольше поваляться в постели и посмотреть телевизор.
В этом же году всё немного иначе. У Вонга есть постоянная (ничего себе слово) работа, и, кажется, его даже не собираются уволить (уж точно не в ближайшее время), и потому Рождество он проведет на своем рабочем месте, за барной стойкой одного из самых шумных и популярных ночных клубов Пусана. Если верить всё тому же Юнхо, то выручка за сегодняшнюю ночь прнвысит заработок последних недель, что уж говорить о чаевых, и потому Лукас лишь потирает в предвкушении руки, принимаясь протирать и до того блестящие чистотой стаканы и бокалы. Возможно, праздник пройдет не так уж и плохо и принесет ему парочку-другую подарков.
Время летит быстро, и вот уже зал наполняется посетителями, в ярких костюмах, в блестках и перьях, в шлейфе дорогих парфюмов и в сопровождение таких же дорогих гостей. Лукас смотрит на всех этих людей, ряженых, красивых, и так искусственных, и ловит себя на мысли, что мог бы быть одним из них. Мог бы, если бы его отец не решил бросить мать, если бы его мать не решила бросить самого Лукаса. Он мог бы купаться в деньгах, тонуть в славе родителей, быть тем самым золотым ребенком, на которого возлагается слишком много надежд. Лукас мог бы быть всем этим и в то же время никогда бы не смог вписаться, быть таким же, как они. Забавно, как судьба делает повороты, как ускоряет свой бег и замедляется именно так, где следует, чтобы не вылететь на встречную.
Вокруг играет музыка, она становится всё громче и громче, и вот уже Лукас крутится, как белка в колесе, между одной стороной барной стойки к другой, между заказами от гостей к заказам от официантов. К нему присоединяется Джонни, еще один кореец с американским именем, и они уже вдвоем тонут в музыке, в алкоголе и улыбках сотен клиентов, что так и норовят прикоснуться к празднику, пусть и сквозь призму слоев сладкого и терпкого пойла. Лукасу плевать, ведь чем скорее они все напьются, тем скорее закончится его смена и тем быстрее он окажется дома, упасть в свою мягкую постель и забыться очередным сном про теплое и яркое японское лето.
- Одну Сангрию, пожалуйста.
Лукас слышит заказ сквозь грохот музыки, кивает своим собственным мыслям и цепляет на лицо дежурную улыбку, потому что заказчик - девушка, судя по мелодичным ноткам, что сливаются с ритмом легкой мелодии, заполняющей помещение. Он решает покрасоваться, как, впрочем, делает и всегда, и перехватывает два совершенно одинаковых высоких и пузатых бокала, поднимая их чуть вверх.
- В красивый или в очень красивый бокал?..
Конец фразы теряется где-то в нотах затихающего баса мелодии, что сменяется на другую. Лукас так и застывает, чуть было не роняя бокалы на мраморную поверхность стойки. Все слова теряются, все ранее выстроенные фразы исчезают, а дыхание, кажется, замирает частичками кислорода на полпути в легкие, примерно там же, где сердце в приступе паники сжимается и не желает пропускать кровь дальше. Наверное, так чувствуют себя люди, что повстречали призрака, да и выглядит Лукас сейчас так, будто увидел то, чего не должен был.
- Сана...
Это даже не вопрос, не утверждение. Это имя рвется с его губ вместе с разбивающимся бокалом, оно врезается осколками стекла в кожу, вспарывает старые и всё никак не затянувшиеся раны, обнажая всё то неприглядное, что Лукас так усердно прятал, заталкивал глубоко-глубоко, лишь бы оно не достигло солнечного света. Но солнце сейчас сияет напротив, улыбается удивленно, округляет красивые глаза и смотрит таким же не верящим взглядом.
Лукас первый, кто приходит в себя, если можно назвать порядком то, что сейчас творится в его душе. Он ругается себе под нос, разрывая зрительный контакт, и смахивает осколки разбившегося бокала в мусорное ведро, вытирая руки и только после поднимает взгляд вверх вновь, боясь увидеть пустоту. Но нет, Сана стоит всё там же, всё так же улыбается странно, а у Лукаса всё так же трясутся руки, но он лишь улыбается.
- Думаю, это за счет заведения.
Он ставит на стойку бокал красной сангрии, двигает его вперед, как трубку мира, как связующую с реальностью нить, и улыбается. Ведь когда твое сердце разбито и кровоточит, что еще остается, кроме как улыбаться и делать вид, что всё в порядке?
Поделиться32020-01-20 20:14:34
Дыши, Лукас, дыши.
Дыхание основной процесс, заложенный в человеческий организм испокон веков, придуманный природой, чтобы продлить жизнь парочке-другой сотен клеток. Процесс, позволяющий мыслить, жить, улыбаться ,смеяться. Процесс, позволяющий жить. Процесс, позволяющий чувствовать боль, ощущать её на кончиках пальцев, что скользят по влажной мраморной поверхности, нервно отбивая дрожь очередной ни к чему не обязывающей мелодии.
Дыши, Лукас, просто дыши.
Дышать хорошо. Он уверяет себя в этом, шумно втягивая носом спертый воздух клуба, наполненный запахом парфюма, дорого и дешевого, запахом пота, что не имеет цены, парами алкоголя, дорогого и дешевого, и запахом страха, что не имеет цены. Дышит часто, глубоко, стараясь успокоить рвушиеся наружу сердце, еще немного, и оно пробьет грудную клетку, пробьет свою золотую клетку из ребер, таких глупых, белых, криво улыбающихся и хрипло смеющихся над его свободой. от она, перед ним, улыбается, пьет коктейль, глупый, красный, такой же, как красное японское летнее солнце, как дурацкий красный круг, что так красиво тонул в пелене океана, погружая всё вокруг в сумрак.
Дыши, Лукас, дыши, черт возьми!
Дыхание сбивается к черту. Кто вообще придумал дышать, ему бы медаль на шею повесить, удавить лентой праздничной, шею сдавить, точно так же, в тисках, погибает надежда, светлая, яркая, как чертово летнее марево, задыхается, глотает жадно воздух, ручками своими детскими, непосредственными, в воздухе машет, смеется на последнем издыхании. Грудная клетка, кажется, становится больше, раздувая легкие, а они расширяются, силятся найти остатки кислорода в закромах, скребут по сусекам, крупицы муки бесконечности собирая, перебирая дрожащими пальцами. Не хватило.
Дыши, Лукас, вспомни, как это делается!
Глупое "привет" рвется хрипом, рычанием умирающего в ловушке глубокой зверя, израненного охотничьими стрелами и копьями, и сердце кровоточит, по свежим рубцам гноем надежд стекает к самым ногам на красивых каблучках. Всё тебе, всё твое, забирай. Растоптать красивыми ножками, легкими, как лепестки дурацкой сакуры, что цветет где-то там, в мечтах, но никогда здесь, в реальности. Пальцами впиваться в остатки стекла кажется сейчас самой здравой идеей, накрывать их как осколки гранаты, что разорвала с легкостью перышка жизнь на до и после, по линии судьбы острым краем, до крови по линии любви, вспороть её к черту и начертить по новой, лишь бы вновь начать дышать.
- Коктейль...ах да, коктейль! - Лукас нервно улыбается, чувствуя, как румянец заливает лицо, как слезы к плотине внутренней подступают, еще немного - и она прорвется, и всё накопившееся, невыплаканное, рванет вперед, в море неоновых огней и вечного веселья. - Я тут барменом работаю...ну ты успела заметить, наверное...
Дыши, Лукас, дыши, глупостей не говори.
Но так тяжело заставить извилины вновь свернуться в клубочек, так трудно после не потеряться в их лабиринте из тихих признаний и громких поступков прошлого. Он её искал, долго, упорно, бросив спустя три месяца, потому что когда тебя не хотят видеть, слышать и помнить - это больно. Больно до бессонных ночей с настежь открытым окном, пусть и холодно, пусть за этим самым окном бушует океан, а пусанский ветер пробирает до костей. Больно до побелевших костяшек, стесанных в кровь оближайшую стену.
- Сео, подменишь меня на несколько минут? Спасибо, чувак!
Лукас даже не дожидается ответа, стягивает свой черный фартук через голову с логотипом клуба и чуть ли не перепрыгивает барную стойкую, оказываясь рядом с Саной. Он пытается улыбаться, правда пытается, но все попытки терпят крах, бумажными самолетиками врезаются в металлическую преграду из сотен вопросов и сотен недопониманий, мнутся и рвутся, оставаясь осколками причудливых снежинок на полу, у её ног.
- Столько всего хочется у тебя спросить...столько сказать...
Он практически берет её за руку, зависая своими пальцами в миллиметре от чужих, выдыхает, вздрагивает от разрядов электрического тока, что идут между ними, чувствуя, что не имеет на это право. Он даже воздухом одним с ней права дышать иметь не может, но всё же дышит, делает первый вздох и тут же забывает, какого это - насыщаться кислородом. В голове шум, на сердце пустота, а внутри, там, где душа прячется, темно и страшно, невыносимо больно, нестерпимо легко. Всё, чего он так хотел, всё, чего только мог желать, сейчас находится перед ним, лишь протяни руку.
Дотронься.
Лукас боится. Боится, что Сана окажется видением, причудливой игрой света в задымленном помещении, жестокой шуткой уставшего мозга. Он боится, что коснувшись, обожжется вновь, превратиться в соляной столб и уже больше никогда не сможет увидеть её улыбку. Лукасу страшно, как путнику в пустыне без еды и воды, без шанса на спасения, когда вдали, на самой линии горизонта, там, где небо встречает в свои бескрайние объятия землю, виднеется мираж, прекрасный, красивый, манящий и такой недоступный. Лукас боится, что коснувшись, обратит Сану в пыль, в хлопья пепла, что развеятся по ветру и исчезнут до первых лучей рассветного солнца.
- Сана...
Дыши, Лукас, просто дыши.
Ему хочется спросить "почему?". Безумно хочется узнать "зачем?". Ему хочется ответов на все эти "за что?", "разве я заслужил?", и "тебе тоже было больно?". Лукасу хочется всего и сразу, но он молчит. Смотрит. Ловит отражение бликов красного и фиолетового в радужке красивых глаз, скользит улыбкой легкой, болезненной, по тонким чертам лица, будто вспоминая наново, откладывая в памяти до следующего раза, выдыхает, вспоминая, как дышать, силясь не протянуть руку и не спрятать непослушную прядь волос цвета шампанского за аккуратное ушко. Хочется накинуться и обнять, сжать в крепких тисках и никогда, никогда больше не отпускать. Хочется поцеловать, глубоко, нежно, так, будто в последний раз. Будто в первый. Хочется забрать себе, присвоить, заклеймить и никому никогда не отдавать.
Хочется просто дышать.
- Я безумно скучал...
Дыши, Лукас, дыши.
Поделиться42020-01-28 23:04:45
Сана держит его за руку, а у Лукаса перед глазами падают звезды. Они летят сквозь время и пространство, врезаются друг друга, вспарывая несуществующую тёмную материю мироздания, рассекают её пополам, а потом еще и еще, пока не остается ничего, даже вспышек рвущихся на куски суперновых. Сана держит его за руку, а у Лукаса внутри всё умирает, воскресает вновь, тонет в потоке бурных мыслей, что сметают всё на своем пути, превращая некогда выжженную долину в цветущее поле, полное цветов. Эти ростки надежды рвутся вверх, к живительному солнцу, глупо веря в то, что вон он шанс, вот оно - лучшее. Сана держит его за руку, а у Лукаса внутри вакуум, тишина и пустота, нарушаемая лишь редкими, гулкими ударами непослушного, глупого сердца.
Лукас сжимает маленькую аккуратную ладошку в своей, грубой и большой, так крепко, что Сане, наверное, больно. Лукасу, на самом деле, тоже. Больно чувствовать тепло человека, о котором он бредил ночами, так близко, и знать, что всё это - лишь мимолетное течение времени, лишь случайный момент, что развеется скоро и неизбежно, как исчезнет алкоголь в стакане, что сейчас стоит на столе перед ним. В стекле что-то красивое, вычурное и невероятно сложное, и Лукасу, чтобы сделать нечто хоть сколько-то приближенное, придется потратить не один день тренировок и не одну бутылку алкоголя. Лукасу смешно, потому что, скорее всего, после данного разговора в этом баре он больше не будет работать, как и в Пусане, впрочем тоже, потому что бежать сейчас кажется самым разумным решением. Желательно, как можно дальше.
- Никто никому ничего не должен ведь.
Голос звучит спокойно, ровно, на удивление безэмоционально, а в глазах тоска и обреченность висельника. Лукас улыбается, так, как умеет только он один, тщательно скрывая свою усталость и злость, умело маскируя всё это за глубоким и жадным глотком алкоголя, что обжигает горло и сжигает мосты, разрывая десяток-другой нейронных связей, ломая мозг и переворачивая мысли с ног на голову.
- Но было бы неплохо, если бы ты всё же объяснилась или хотя бы попрощалась, Сана. Не думаю, что заслужил подобное отношение. Не после того, что между нами было сказано...
Если хоть что-то из этого было правдой - так и повисает в воздухе, горькой недосказанностью, болезненностью возможной правдивости, такой, что начинает сосать под ложечкой, а пальцы предательски дрожат, отбивая по стенке бокала такт очередной глупой попсовой мелодии, что разрывает колонки.
Лукас смотрит на Сану, и не видит в ней той, кого полюбил тем самым жарким японским летом. Вроде бы образ тот же, но он всего лишь картинка, красивый фасад, за которым скрывается пустошь и ветошь. Он смотрит в её глаза и больше не видит в них отражения звезд, смешанных с шумом океана. В её глазах лишь грусть и тоска, по лету ли, по себе самой ли, но Лукасу становится еще больнее, и хочется Сану притянуть к себе, заключить в объятия, теплые, крепкие, согревающие, и не отпускать, пока она не оттает, как зачарованная принцесса в руках прекрасного принца. Лукасу хочется верить в сказку, в то, что всё еще можно исправить. Он верит в пресловутое "начнем сначала, с чистого листа", и хочет, правда хочет попробовать, рискнуть и вновь с головой уйти под воду эмоций и чувств, но...
Экран модного смартфона светиться в темноте входящим вызовом, и там, над кнопками отмены и принятия, два лица. Они улыбаются, обнимают друг друга, они на фоне красивом и в красивой одежде. Всё на этой фотографии прекрасно и идеально, выбелено до идеальности, и Лукасу становится тошно. На этом фото Сана с другим мужчиной, не с ним, и она выглядит счастливой. Ему бы радоваться за неё в лучших традициях хороших людей, вот только Лукас совсем не хороший, он обычный, простой человек, и его гложет ревность и злость, ему хочется схватить этот дурацкий телефон и разбить его о стену, накричать, ударить кулаками по столу, по стенам, стесав костяшки в кровь.
Ему хочется сказать Сане многое, но он молчит, потому что точно потом будет жалеть. Вместо этого Лукас пьет уже второй по счету коктейль, наблюдая за тем, как красивый пальчик нажимает на кнопку отмены, и улыбается горько, салютуя бокалом той, что только что еще раз разбила его и без того покореженное сердце.
- Вижу, ты времени зря не теряла. Поздравляю.
Страница: 1