у донхёка руки по локоть в крови. и это вовсе не образное выражение, вполне реальное, четкое и понятное, как капли той самой крови, что сейчас капают с острия его катаны. её острая улыбка разрезает воздух, с легким, практически невесомым бликом в отсвете тусклых складских ламп. один взмах, второй - уверенное движение руки, отточенное годами, сотнями и тысячами часов тренировок на мишенях живых и не очень, и вот он - враг, падает ниц, на колени, больно бьется о грязный мокрый пол, склоняет голову, хватается окровавленными ладонями за живот, не понимая еще, что его голова уже покидает покой плеч и летит вниз, ближе к аду, нежели раю.

у донхёка руки в крови по самые плечи. он улыбается криво, дышит часто, тяжело глотая воздух, насыщенный запахом железа и пота, пропитанный страхом и безнадежностью предсмертной агонии. подошва фирменных новеньких кед неприятно липнет к полу, и некогда белый ободок резины становится грязно-красным, почти что коричневым, как ржавчина, въевшаяся в окружающие его стены. они давят тишиной, мертвой, сказал бы поэт, вот только донхёк не писатель, он - наемник. убийца, палач, психопат - как вам будет угодно. он разводит руки в стороны, улыбается и кланяется раз, два, на счет три выпрямляется из импровизированного плие и награждает аплодисментами самого себя. в отсутствии публики иного выхода нет.

у донхёка в крови, кажется, всё его естество. он вытирает острие катаны белым шелковым платком, который после подносит к лицу, втягивает шумно запах крови чужой, улыбается еще ярче. со стороны может показаться, что он сошел с ума, и это не так уж и далеко от истины. вопрос в ином - когда именно. возможно, донхёк потерял рассудок, когда на его глазах зарезали мать, а отца уволокли за волосы в чрево черной машины, которую он никогда больше не видел, как, собственно, и отца. возможно, донхёк немного поехал крышей, когда его сестру похитили по дороге из школы в пустой дом, отправив на панель и сделав из неё куклу. возможно, донхёк слегка потерял ориентацию в пространстве, когда её, спустя месяц после возвращения домой, положили в психиатрическую больницу с тяжелым расстройством психики.

у донхёка в крови вся душа, потому он не берется судить себя и свою жизнь. всё это - удел профессионалов в толстых оправах очков с дипломами в красивых рамах на стенах. донхёк всего лишь наемник. всего лишь убийца и самую малость псих, которому доставляет удовольствие пускать кишки и кровь тем, кто мог бы быть причастен к смерти его семьи. имеет ли он право вершить чужие судьбы? донхёку кажется, что да. имеет ли он право считать себя вполне нормальным человеком со своими "маленькими" скелетами в весьма большом шкафу? донхёк думает, что вполне, да, имеет право. не тварь дрожащая он же, в конце то концов.

где-то в метрах пяти слышится звук приближающихся шагов, одной пары, второй, и донхёк выныривает из плотной пелены собственных мыслей, разворачиваясь на пятках на все сто восемьдесят, и улыбается так, как может улыбаться только одному человеку. кровь, части тел, бездыханные тела и орудия пыток - всё это отходит на дальний план, теряется в привычном течении жизни, и даже запах крови и пота больше не вызывает приступа тошноты, его просто не существует в нынешней точке пространства и времени. всё, что важно донхёку, всё, о чем он может думать, всё, чего он может желать, сейчас находится рядом - только руку протяни.

- Марк-и...

прямо так, в крови по самую душу, по самые локти, донхёк жмется к родному телу, пальцами грязными сжимает широкие плечи и смотрит в темные, практически черные, глаза, как щенок, весь день преданно ждавший своего хозяина под дверью. если бы у донхёка был хвост, он бы точно им вилял, но за неимением оного остается только сложить губки бантиком и звонко чмокнуть гладко выбритую бледную щеку.

- я тут это...немного увлекся, но ты же знаешь меня. если кто-то не хочет говорить бэйби важную информацию, бэйби вынужден позвать на помощь катану...

за единением влюбленных душ со стороны наблюдают две пары глаз, одна, чону - безучастная, ожидающая своего выхода и возможности приступить к работе, и вторая - юты - заинтересованная, слегка злая и полная зависти. и если первый донхёку нравится, то второй вызывает лишь раздражение. но сейчас он старается не обращать на посторонних никакого внимания, и ловит недовольный изгиб тонких губ, строгий взгляд и толику разочарования на дне безумно красивых глаз.

- ты что, сердишься, а, марк-и? ну не сердись! - последнее слово донхёк тянет, как маленький ребенок, подвывает и дуется еще больше, включая режим капризного ребенка. - я же не специально! ну я больше не буду, марк-и, я обещаю!

марк лишь вздыхает и отходит в сторону, в самый центр небольшого ангара, и с отсутствующим видом изучает масштабы работ. заниматься всем в любом случае будут чону и юта, но суть того, что придется убирать всё и отмывать стены даже под потолком - остается проблемой. проблемой юты, конечно же, потому что он главный чистильщик в их семье, и этот факт забавляет и заставляет донхёка злорадно хихикать где-то глубоко внутри.

- марк-и, а марк-и...

у донхёка руки по локоть в крови, в буквальном, не переносном смысле, но он обнимает марка со спины, сцепляет пальцы на подтянутом животе и утыкается носом в крепкое плечо. он позволяет себе на мгновение прикрыть глаза и полной грудью вдохнуть запах марка 6 смесь дорогого одеколона, кондиционера для белья, пороха, талька из тренировочного зала и того, что принадлежит только марку и никому другому. пахнет домом - думает донхёк, тут же дает себе мысленную пощечину за розовые сопли и открывает глаза, наблюдая за пятнами крови, что медленно расползаются по полу.

- помнишь, как мы познакомились? примерно так же было...романтика, не находишь? - донхёк практически урчит марку на ухо, прихватывает мочку и вжимается в его бедро пахом. - не хочешь повторить ту первую ночь, м?

[icon]https://i.imgur.com/cK4XJqH.png[/icon]