День будет необычным. Это Ёнхо понял еще утром, когда, привычно смотря в окно на проезжающие мимо мерно машины, заметил, что собственную припорошило снегом. обычно он паркует её под деревом, и даже голая прозрачная крона служит прекрасной защитой, небольшим островком спасения от вездесущих ватных хлопьев. Сейчас же его старенький корвет с ног до головы был покрыт обледенелыми осенними листьями, что так отчаянно цеплялись за уходящее лето, оставишь в памяти весны пальцами-кочерыжками, трубками сморщенного пергамента, на котором ни прочесть, ни написать ничего. Со уже представляет, как его маленькая машинка будет фырчать, прогреваясь, как будут скрипеть дворники, пытаясь очистить лобовое стекло от засохших воспоминаний октября, как он сам будет ежить пальцы о холодный руль, перебирая ими в так миганию желтого сигнала светофора...
Ёнхо лишь сильнее обхватывает ладонями горячую кружку с кофе, горьким, крепким, черным-черным, делает глоток за глотком, неспешно, растягивая собственное утро и смакуя его, как конфету, поданную в самый подходящий момент. Вдохновение же мерно дремлет где-то на чердаке, сонно перебирая ворох вчерашних мыслей, вглядывается в исписанные витиеватым почерком страницы, скользит взглядом туманным между строк. Со лишь улыбается, уголком губ, практически незаметно, затрагивая глаза, чей взгляд становится чуть мягче. Сегодняшний день будет особенным, Ёнхо это чувствует.
Он тратит несколько часов на бездумное брожение по квартире, переставляя статуэтки, привезенные из Франции, стирая пальцами пыль с пары тарелок, привезенных из Перу. Дом Ёнхо нельзя назвать произведением дизайнерского искусства, но ему нравится. Уютно. Пыльно. Спокойно. Потому он ступает босыми ступнями на прохладное дерево половиц, чувствуя кожей ворс старых ковров, полной грудью вдыхая смесь запахов апельсиновых корок и печатных чернил. Кофе в кружке давным давно остыл, загустел, растекся лужицей нового дня на самом дне чашки, и теперь по нему можно гадать, рассматривать узоры, фигуры, придумывать судьбы, разгадывать тайны. Ёнхо отставляет кружку там, где стоит еще несколько таких же - на подоконнике рядом с цветущим красным растением, рядом с покрытым изморозью стеклом.
Сегодня особенный день, потому Ёнхо надевает свой любимый шарф серого цвета в крупную вязку, прежде чем выйти из дома. Неплохо бы заглянуть в центральный парк, пройтись по заметенным мелким снегом дорожкам, поглазеть на прохожих, прикормить парочку уток. Обыкновенная прогулка, что стала рутиной за те полтора месяца, что Со находится в Сеуле. Он покинул заснеженный Чикаго, захватив в застегнутой до самого горла куртке парочку порывов американского ветра, спрятав их после глубоко в собственные кости, чтобы он никогда не забывал, где его корни.
В городе ветров сейчас, наверное, поздний вечер, а Со только собирается на поиски своего сегодняшнего вдохновения. Он кутается в свитер, в теплое шерстяное пальто, но не берет перчатки. Он кутается в шарф, оставляя снаружи лишь кончик скошенного под углом носа, поправляет круглую оправу очков на переносице, и, как непослушный ребенок, забывает надеть шапку. Кончики ушей краснеют еще до того, как Со добирается до машины, а облако теплого пара застывает каплями влаги где-то в крупной серой вязке шарфа. Холод бежит по пальцам сквозь тело, когда ключ не с первого раза попадает в отверстие зажигания. Улыбка ползет по лицу, потому что машина, старушка, отказывается заводиться. Ёнхо не старается сотворить чудо, решает не разбираться, а лишь принимает правила игры, осторожно закрывая дверь и разминая ноги, направляясь в сторону любимой кофейни пешком.
Сеул живет своей жизнью, куда-то торопится, где-то опаздывает, где-то замирает, рассматривая морозное небо, а где-то просто останавливается на красный и замирает, переводя дыхание. Ёнхо любит большие города, они всегда полны историй. Вот там из машины, с заднего сидения на него смотрит ребенок, строит рожи, а после, на прощание, машет пухлой ладошкой, отправляясь вместе с машиной на зеленый, скрываясь за поворотом. На переходе молодая пара держится за руки, сплетая пальцы под общей на двоих варежкой, улыбаясь друг другу тепло, так, что лед у них под ногами тает. Из двери магазина цветов вываливается пухлый продавец, думая, куда бы поставить горшок с декоративным кипарисом.
Ёнхо любит большие города за то, что историй в нем столько же, сколько и видов его любимого кофе. Сладкий, терпкий, молочный, легкий, соленный, со сливками или же какао - всё на придирчивый вкус. Он заказывает себе карамельное макиато, греет о бумажный стаканчик замерзшие пальцы, выпивая его в несколько жадных, больших глотков, вновь выбрасывая себя в улицу, встречаясь лицом к лицу с влажным снегом, обнимающим за плечи крепко. О того вход в метро оказывается приятным сюрпризом, а влажные ступеньки пригласительно поблескивают, прося спустя вниз, согреться. Ёнхо следует зову, выбирает нужную ветку и заходит в один из вагонов поезда, занимая свободное место с краю на одной из лавочек. Ему ехать долго, остановок десять, или, возможно, больше, если Со вновь пропустит свою и вынужден будет возвращаться. От того он сцепляет руки в замок, лениво осматривая вагон, людей в нем и проблески света от ламп в темном тоннеле, что напоминают огни святого Элма.
Со чувствует тяжесть на собственном плече лишь спустя несколько минут, выныривая из потока собственных мыслей, возвращаясь в вагон метро, замечая парня, прикорнувшего рядом. Ёнхо видно лишь козырек кепки и кончик острого носа, и то, как голова покачивается в такт стуку колес, от того улыбается, понимая, что свою остановку всё же пропустит. Вагон пустеет с каждой последующей станцией, и вскоре не остается никого, кроме Ёнхо, парнишки и женщины в дальнем углу вагона. От центра остановок пять, потому Ёнхо все же мягко отстраняет парнишку, внезапно такого легкого, такого сонного, разморенного теплом и мерным движением поезда.
- Просыпайся, уже приехали.
Со улыбается мягко, наконец-то вглядываясь в лицо внезапного гостя личного пространства, заглядывает в красивый разрез карих глаз и тонет где-то рядом с уголками изгибающихся дугой губ. В вагоне тихо, но внутри у Ёнхо стучит колокольчика, оповещающими приход весны. Парнишка трет сонно глаза, смотрит непонимающе, а у Ёнхо внутри сакура цвести начинает, лепестками царапая легкие. Парнишка смотрит с улыбкой, легкой, воздушной, а внутри у Со что-то гулко падает. Он накрывает теплую ладонь своей, вечно холодной, улыбается, смотрит с надеждой, не веря себе.
- Пойдем, я угощу тебя чем-нибудь горячим.
Они выходят из метро, и Ёнхо бегло осматривает окрестности. За последний месяц он облазил Сеул с ног до головы, от дна до самого верха, но этот район помнит смутном, неточно. У него в руке теплая ладонь, в голове мысли о мешках под красивыми глазами, уставший взгляд и свежая царапина на скуле. Ёнхо идет наугад, позволяя мышечной памяти вынести его к небольшому кафе, и он занимает небольшой столик на двоих, отлучаясь на пару минут для того, чтобы принести в дымящихся кружках два горячих какао, поставить на стол и с неловкой улыбкой устроиться в уголке, направляя бегающий взгляд за толщу стекла.

[indent] - Я писатель. Звучит весьма претенциозно, но на самом деле это не так. большинству людей подобное покажется скучным. Так что я не обижусь, если и тебе это будет не слишком интересно.
[indent] Снисходительная, мягкая улыбка озаряет лицо Ёнхо. Ему и вправду часто говорили о том, что род его занятий скучен до невозможности. Что подобное - удел людей викторианской эпохи, людей, что не знали ничего, кроме истлевшего от времени пергамента. Ему говорили, что подобное занятие не удел мужчин, не в современном мире, по крайней мере. Ему бы заняться чем-нибудь приземленным, поближе к асфальту и джунглям из него. Ему бы быть полицейским, адвокатом, врачом. Кем-нибудь важным, приносящим обществу пользу.
[indent] Со привык. У него практически не болит.
[indent] - Пишу рассказы, повести. Романы. Вот над одним сейчас как раз работаю, правда, вдохновение штука такая....ветреная. Порой в руки таким, как я, не дается.
[indent] Улыбается, наблюдая за тем, как собеседник мило морщит курносый нос, улыбается, наблюдая за тем, как он делает маленькие глотки уже остывшего какао. Улыбается, просто так, понимая, что вот оно, его вдохновение, перед ним, сидит себе спокойно, слушает, никуда уходить не собирается, пробуждая в Со всё то, чего он так давно желал, то, что он так давно искал в самом себе и наконец-то нашел, вновь почувствовал.
[indent] - Я приехал в Сеул из Чикаго, чтобы найти свою музу, и, кажется, преуспел в этом.
[indent] Ёнхо вновь улыбается, позволяя себе вольность в несмелом касании к чужой руке. Ему хочется почувствовать его тепло еще раз, сравнить с тем, что отложено в воспоминании, пропитаться им и отложить на потом, чтобы вечером, сидя за печатной машинкой, выложить на тарелочку, как самый сладкий, самый редкий десерт, и по ломтику скармливать своему воображению, что позволит пальцам летать по клавишам, а мыслям по эфиру, создавая то, что на утро так и останется на печатных листах, а не уйдут в утиль, как его предшественники.
[indent] Они говорят еще немного, обо всем. О погоде, что в Сеуле знаменита своим постоянным непостоянством, о том, что люди вокруг так угрюмы и вечно спешат, о том, что лучше одеваться теплее, нежели следовать моде. Они говорят каких-то пятнадцать минут, а у Ёнхо ощущение, что они знакомы годами, что подобные посиделки за чашкой какао для них норма, некий ритуал даже, как для старых, закадычных друзей. От того Со без раздумий отдает свой телефон в чужие руки, принимает звонок и сохраняет номер в памяти, точно зная, что не сможет сдержаться и перезвонит уже вечером, чтобы уточнить детали завтрашней встречи.
[indent] Со провожает Тэна до метро, до самого входа на станцию, оставаясь стоять по ту сторону турникетов с глупой, мечтательной улыбкой. Он машет мужчине на прощание легким взмахом ладони, сам себе удивляется подобному жесту, и только после прячет привычно замерзшие пальцы в карман пальто. У него внутри так тепло, и вкус какао обжигает глотку, но сладость впервые за долгое время не горчит, напротив, стягивает скулы, заставляя улыбаться лишь шире.
♥  ♥  ♥
[indent] Всё утро Ёнхо проводит перед зеркалом. Нехарактерно для него, для его мировоззрения, для его привычек. Непривычно долго Со осматривает себя, меняет рубашки, подбирает галстуки и убирает непослушные пряди волос за ухо, стараясь сосредоточиться хоть на чем-то, помимо предстоящей встречи. Ёнхо давно уже не ребенок, и даже не подросток, но на свидании настоящем и таком желанном не был никогда. Он потратил свою юность на познание себя, на разъезды за отцовские деньги, на обучение тому, чем хотел заниматься всю жизнь. Он влюблялся и сгорал от любви, тлел огоньком надежды и остывал так же быстро, как и загорался. В его жизни не было ничего постоянного кроме собственных мыслей, не было ничего постепенного. Либо в огонь, либо в воду. Либо всё, либо никак.
[indent] Впервые в жизни, Со чувствует нечто более важное, нечто более ценное. Ему хочется произвести впечатление, ему хочется понравится, ему хочется, чтобы его заметили, оценили, забрали себе. Со хочется Тэна себе забрать тоже, сразу же, целиком и полностью, заключить в объятиях из пыльных страниц и всего его исписать символами, буквами, фразами, читать его между строк и изучать до последнего переплета.
[indent] Ему хочется Тэна своей музой сделать на веки вечные.
[indent] Ёнхо уже третий час вертится перед зеркалом, зауживает и без того узкие брюки, выглаживает и без того идеальные стрелки, поправляет рукава тонкого джемпера зеленого цвета, поправляет накрахмаленный воротник белой рубашки под ним. Со так даже на встречу с собственным издателем не собирается, как готовится к выходу из дома сейчас. Он решает оставить очки на тумбе возле кровати, все равно он и без них прекрасно всё видит. Со решает оставить свою старенькую машину у входа, решает забыть свою привычку пить кофе перед выходом. Со вообще забывает о себе многое, открывая новое в себе.
[indent] Он доезжает на такси до места встречи, не желая чувствовать в метро присутствие кого-то другого, кого-то, кто не Тэн. Со решает не покупать цветы, потому что не настолько уверен в себе и в том, что Тэну он может нравится чуть больше, чем просто хороший собеседник. он сидит за столиком в кафе и покорно ждет, перебирая пальцами нервными салфетку, складывая из нее китайского журавля. К моменту прихода Тэна там будет целая стая, думает Со, улыбается себе и пропускает момент, когда колокольчик входной двери звенит, оповещая своей трелью о том, что кто-то пришел.
[indent] Ёнхо все еще витает в облаках, когда его персональное солнце подходит к столу и улыбается самой красивой улыбкой из возможных.

Ёнхо смотрит на Тэна с немым обожанием, с тихим восхищением, не в состоянии отвести взгляд и даже вздохнуть, ведь воздух кажется такой ерундой, выдумкой фантастов, когда напротив тебя сидит твоя личная суперновая, что светит ярче, чем сто тысяч солнц вместе взятых. Ёнхо смотрит не моргая, ловит каждый звук, каждый вздох, взглядом своим мягким лаская медовую кожу, скользя по изогнутой линии губ, переключая внимания на аккуратные уши, усыпанные украшениями. Со бы мог сосчитать, сколько их у Тэна, мог бы подумать что-нибудь лишнее или же просто взять себе на заметку, но ему не до этого - он смотрит на тонкие красивые пальцы, сжимающие гвоздик или колечко серьги, и выдыхает зачаровано, так, будто видит перед собой восьмое чудо света.
Со влюблен бесповоротно и, как ему кажется, навсегда. Тэн пробирается ему пальцами под кожу, в кровь просачивается улыбками мягкими, сплетается с венами и рвет ДНК на частички одним своим поворотом головы, открывающим безупречный профиль. Если бы Ёнхо умел рисовать, он наверняка бы попросил Тэна застыть, чтобы написать картину, украсив ею лучшие музеи мира, показать на выставках всем, смотрите, вот он - идеал. Если бы Со был скульптором, он безусловно бы нашел самый красивый, самый дорогой кусок мрамора, и в нем бы высек каждую черточку, каждый изгиб, каждое движение безупречного тела, оставив потомках в веках напоминание о том, что искусство может существовать и дышать. Но Ёнхо не художник, не скульптор, и единственное, что ему дано, единственное, что ему подвластно - это строки, буквы и чернила, и всё, на что он способен - записать образ, описать его в малейших деталях, чтобы даже у самого глупого читателя получилось его представить с точностью до последней морщинки.
- Ничего не скучно. Мне очень интересно, и я, на самом деле, хотел бы узнать тебя получше.
Ёнхо улыбается и пересиливает себя, рубит на корню порыв протянуть руку вперед и накрыть ладонь, что так мерно покоится на столе. Ему хочется сжать эти пальцы, почувствовать то, насколько они теплые, сплестись с ними своими, чтобы понять, будут ли у Тэна так дрожать руки, как у него, и не отпускать, хотя бы до конца вечера, а еще лучше - до конца жизни. Но Со сдерживает себя, не позволяя руке уйти дальше ножки бокала, в котором плещется вино. Он поднимает бокал, слыша звук легкого удара стекла о стекло, и заглядывает в глаза безупречной красоты, любуется лисьим разрезом глаз и тонет, добровольно уходя с головой под воду в омут карей радужки, не желая быть спасенным. Ёнхо кажется, что там, у самого дна зрачков, плещутся беззаботно русалки с перламутровыми хвостами, зовут его песней сирен, тянут к себе, завлекая в удивительный танец. Там, на самом дне, в глубине карих глаз, расцветают вселенные, мазками яркой краски окрашивая скучную жизнь Енхо в оттенки таких цветов, которых он никогда в своей жизни не видел.
Ёнхо кажется, что он пропадает в Тэне с каждой проведенной вместе секундой все больше, кажется, что к концу вечера он просто не сможет отпустить его руку, если коснется его ладони своими пальцами. Со кажется, что он постепенно сходит с ума, потому что мысли в его голове роятся и бьются в легком припадке, не позволяя ему спокойно дышать. Он никогда бы и подумать не мог, что почувствует себя как все те герои любовных романов, что он читал на кафедре литературы, как все те герои слезных мелодрам, что он пересматривал вместе со своей матерью. Ёнхо никогда бы не поверил, что почувствует то, что называют любовью с первого взгляда, что найдет человека, которому будет готов посвятить всего себя и всю свою жизнь.
Со вспоминает про недавно заданный вопрос, выходя из транса и слепо оглядываясь по сторонам. В кафе тихо, спокойно, уютно, официанты мерно прохаживаются по залу, а немногочисленные посетители заняты собственными тихими разговорами. В помещении играет музыка, что-то знакомое Со, похожее на канадский джаз, такой близкий сердцу Ёнхо. Он внезапно думает, что может быть бросить к черту писательство, открыть такое же кафе, или же клуб для любителей джаза, чтобы зарабатывать настоящие, реальные деньги, чтобы потом, когда-нибудь, стать с Тэном одним целым, обеспечить его всем, что он хочет, достать для него все, что он пожелает. Ёнхо внезапно думает о семье, о том, каким любит свой завтрак Тэн и завтракает ли он вообще, понравится ли ему лениво лежать на диване и смотреть сериалы по Нетфликс. Ёнхо интересно, с каким вкусом Тэн любит чипсы, и не будет ли бранить Ёнхо за то, что он может поужинать ими одними.
В голове у Ёнхо слишком много идей, слишком много вопросов, слишком много желаний. Он старается их унять, старается успокоить собственное сердце, что рвется наружу, что радуется каждому случайному касанию пальцев, каждой пойманной улыбке. Со думает, что он - неисправимый романтик, глупец, мечтающий о чем-то, что никогда не случится. Реальность Южной Кореи, реальность традиций, что крепки в семьях, реальность современного мира, в котором таким, как они - места нет. И так становится горько, и так бьет под сердцем колющей болью, что Со невольно опустошает свой практически полный бокал вина, заливая алкоголем жарким тоску по тому, что так сложно воплотить в реальность.
- Я...прости, отвлекся. Как всегда, впрочем, да? - Со смеется тихо, заглядывая Тэну в глаза, подмечая то, как от вина у того слегка порозовели щеки, и находя это неимоверно милым. - Так вот...о чем это мы..ах да, путешествия! - Со лишь немного, слегка, выпадает из собственного амплуа, расцветая в широкой улыбке, ведь путешествия, это то, что так близко его сердцу, что приносит ему несоизмеримую радость и спокойствие одновременно. - Знаешь, когда мне стукнуло восемнадцать, отец купил мне билет в одну сторону, из США в Перу, дал карту с деньгами и отправил в путь. Как тогда он мне сказал - "путешествие просвещения, то, что поможет тебе из мальчика превратиться в мужчину и найти себя настоящего". Вся эта взрослая ерунда, собственно. Он надеялся, что я перехочу быть писателем и захочу пойти по его стопам, продавать старую мебель старым людям, сидеть в пыли и наигранной роскоши. Но знаешь, мне это никогда не было интересно. Я всегда, сколько себя помню, хотел быть писателем, хотел создавать свои собственные истории и делиться ими с людьми. Поездка и правда помогла мне определиться с выбором, вот только отца он не устроил...
Со выдыхает, делает пару глотков холодной воды, переводя дыхание. Тема не то, чтобы больная, но задевать её до сих пор неприятно. Он продолжает общаться с матерью, и даже иногда с ней видится, а вот с отцом дела обстоят немного иначе. Он и знать не желает, что делает его единственный сын, где он и с кем он. Счастью своей собственной крови он предпочел славу и деньги, передав фирму по наследству своему племяннику. Ёнхо не слишком переживал из-за этого решения, а вот поговорить с отцом ему все-таки хотелось, иногда даже сильнее, чем он того ожидал от самого себя.
- Ну да ладно, не будем о грустном. - Ёнхо отмахивается и улыбается после, продолжая рассказ. - Вначале я был в Южной Америке, посетил Перу, Эквадор, Коста Рику и Бразилию. Хотел в Аргентину, но не получилось. Уж больно народ там не сговорчивый, и американца отказались пропускать на границе, из-за чего я расстроился, конечно же, но решил свернуть в сторону Европы и на сэкономленные деньги провел несколько недель в Лондоне. Потом я был в Берлине и Париже, в Праге и Вене, посетил Россию, правда зимой, и чуть было не отморозил себе пальцы на руках и ногах, но выжил, и махнул в сторону Тибета. Там я провел несколько месяцев, в храме, слушая песнопения и исполняя мантры с утра до вечера. На тот момент мне казалось, что это помогает просвещению, но скажу тебе по секрету - скука смертная. [/b]- Со смеется и разливает вино, наполняя бокалы обоих. - Потом я посетил Китай и Японию, но до Австралии так и не добрался, хотя очень хотелось. Деньги кончились. Но я планирую туда заехать когда-нибудь, когда перестану думать, что там пауки размером с мое лицо.
Ёнхо смеется, ловит нотки веселья в голосе Тэна и расцветает еще в большей улыбке. Вино, кажется, бьет куда следует, заставляя щеки краснеть, а тело бросать в жар, но Ёнхо не обращает на это внимание, всё, что ему сейчас важно, это улыбающийся Тэн, который вроде бы неплохо проволдит время в его скучной компании. Он улыбается и смеется, наматывая на вилку спагетти, смеется от того, как соус брызжет на скатерть, а Ёнхо повторяет за ним, пачкая на этот раз рукав своей рубашки, но не обращая на это толком никакого внимания.
- Скажи, Тэн, а куда бы ты сам хотел поехать?